Книга Памяти джанкойцев: моя бабушка
Книга памяти есть общая, у всей страны, и есть у каждого из нас своя: личная, семейная… В моей — моя бабушка
Моя бабушка не воевала на передовой…
Но война свой кроваво-черный след оставила в ее судьбе также, как у большинства женщин, живших в оккупации, голодном тылу или блокаде.
Моя бабушка и в глубокой старости смотрела на мир лучистыми голубыми глазами. И уж не представляю, как хороша она была в юности! Это по ней, русокосой Катюше, создавался, наверное, образ Снегурочки. Я, будучи ребенком, так и думала, что наша бабушка выросла прямо в лесу, который начинался сразу за ее избой.
Книга памяти: деревня на Курской дуге
Всю жизнь Екатерина Александровна Бужилова прожила в одном месте. Деревушке Трошино на Курской дуге. Летом мы с братом гостили у бабушки. Ходили по ягоды – за земляникой, малиной. Лес шумел, пел птичьими голосами, демонстрировал нам, выбравшимся из цементной скорлупы цивилизации, свои красоты и достоинства. Малинник расползался огромными зарослями, кусты росли до самого оврага, перемежаясь с крапивой. Мы выползали обратно замурзанные, исколотые и счастливые…
Я любила за ней наблюдать, любила ее слушать. Моя бабушка никогда не сидела на месте. И не бывала с пустыми руками. Дрова, сено, ведро или метелка, банка или чугунок — десятки разных крупных и мелких предметов переносили, передвигали, мыли и обнимали эти руки. Все надо определить, обработать, сварить, замочить или просто найти куда пристроить на хранение.
Только ночью, когда тишина спускалась с крыши в избу, руки бабушки, красноватые и слегка припухшие, соединялись ладошками у образов. Она молилась подолгу, с придыханиями и множеством поклонов. Я прислушивалась, чтобы понять хоть одно из слов, но таинственный шепот был почти неуловим.
У каждого должен быть свой «красный угол» — знала моя бабушка
«Красный угол» на восточной стене избы был для Екатерины Александровны местом святым. Она вставала задолго до рассвета (и ложилась очень поздно – когда вообще спала?). Немыслимо тяжелая жизнь и бесконечное терпение…
Двенадцать детей родила Катерина. Семерых похоронила совсем маленькими. Умирали от голода, болезней. Муж и старшие сыновья погибли в первые месяцы войны. С Катюшей остались трое – 3-летний Витька, болезненная Паша и моя мамочка, старшая из всех, бабушкина помощница.
Маме было 5, когда отец и братья покинули родное село. Девчушка запомнила лица уходящих на войну, громкие причитания их жен, тяжкий бабий вой на всю округу. Лишь ее мать плакала негромко. Молилась. Шептала что-то, прикрывая рукой уста. И вздыхала, вздрагивая.
Пошли страшные военные годы… Катерина весь день работала на колхозном свинарнике, малыши-погодки оставались дома одни. Фаинка и печь топила, и дрова к ней носила, и еду варила – все в одни руки. Бабушка называла ее по-взрослому Фаней, давала рано утром дочери наказы (после молитвы в «красном углу»). К вечеру маленькая хозяюшка ждала изможденную мать, уже уложив спать своих «подопечных».
Книга памяти: немцы — не «кино»
А потом война, отнявшая у детей отца, у Катюши – мужа, сыновей, ворвалась и в село. Немцы были во всех домах. Женщины готовили им еду, стирали, ухаживали за лошадьми. Моя бабушка с малышами какое-то время еще жила в доме на печи — в горнице расположились солдаты. Они много курили, обменивались громкими речами. Но вскоре брезгливые вояки выгнали прочь маленьких завшивевших русских вместе с их исхудалой «маткой». Те ушли в дальнюю деревню, просились на ночлег в сени или хлев.
В те страшные дни военного лихолетья Фаечка переболела тифом. Смерть стояла совсем рядом. Ребенок таял на глазах. Ее мать по-прежнему шептала молитвы, утирая слезы подолом грязного фартука. И силы Небесные отвели беду от измученной вдовы, дети остались живы.
А села бомбили. Все горело кругом. Бесконечные пожарища, смерти… Но, тонкая как воск, Катюша никогда не кричала от страха, никогда не бежала прятаться в погреба. Как только начинали бомбить, она неизменно искала «красный угол», накрывала детей руками, словно птица птенцов, и шептала-шептала молитвы, пока совсем не стихали звуки орудий…
Лютые сороковые: разве не герои моя маленькая мама, моя бабушка?
Когда война из села уходила, звенели ручьями и шумными реками вешние воды. Обнажилась черная земля, впитывая в себя с талой водою кровь и слезы людей, чьи судьбы в страшном ударе схлестнула война. Жуткая картина открылась взорам селян: на оттаявшей земле, освобождаясь от снежного покрова, появлялись искореженные тела погибших солдат. Больше немецких. Женщины вместе с детьми с утра до ночи, по колени в ледяной воде, укладывали трупы на санки, вывозили в большой овраг за деревней… Тот самый, к которому тянулся плодоносный малинник.
Недавно я похоронила свою маму. И удивлялась стойкости, с какою она переносила жуткие страдания, умирая от рака. Закаленная суровым детством, моя мамочка умела не кричать, не стонать и не плакать… Тихонько, отвернувшись в сторонку, чтоб никто не видел (прятать свою веру она научилась в «советской юности»), мамочка шептала… И, наверное, вспоминала…
Вспоминала всю свою жизнь, от тех скорбных событий на Курской дуге. Вспоминала дни, когда подростком жала хлеб на колхозном поле, разрезая, по детской неловкости, ладошки до костей.
Вспоминала молодость на заводах и шахтах Донбасса, где свои производственные нормы выдавала вровень с мужчинами.
Вспоминала те последние дни, которые еще способна была пройти своими ногами. В руках ее, как когда-то у шустрой Катюши, всегда был рабочий инструмент – ведро, мотыга или иголка с ниткой – она не умела жить без труда. В саду у мамочки весной зацветали яблони и абрикосы, солнце играло в коралловых лепестках тюльпанов и лилий, летали пчелы и щебетали птицы в зарослях жасмина. А во дворе расхаживал, демонстрируя цветастый наряд перед своей пернатой «аудиторией», гордый длинноногий петух.
Женщины войны, девочки войны…
Мои бабушка и мама прошли через кровавое лихолетье, но сохранили в своих душах добро, любовь к людям, глубокую веру. Они приближали Победу терпением, тяжким трудом и молитвами. А когда Победа пришла, с тем же терпением, в тех же тяжких трудах они очистили родную землю от следов фашистской нечисти. Чтобы через много лет мы в ароматном малиннике могли собирать ягоды…