22 июня — День памяти и скорби: как Джанкое уничтожали евреев, цыган и других
22 июня 1941. Джанкой еще не знал…
На самой окраине Джанкоя, не слишком заметная под кронами деревьев, темнеет мраморная плита. Коротким, глубоко печальным текстом она напоминает о том, что это место массовой гибели жертв фашистских репрессий…
Город. Горе.
В 41-ом году прошлого столетия здесь не было деревьев, не было и домов. С первых дней войны в этом месте джанкойцы рыли огромный противотанковый ров для препятствия фашистов в город, не подозревая, что для многих он станет их братской могилой.
В октябре начались расстрелы. Первыми были убиты коммунисты, не успевшие уйти в партизаны, их семьи. Параллельно комендатура объявила о переселении представителей некоторых национальностей. Преимущественно евреев. Несчастным приказали взять с собой трёхдневный запас еды, прикрепить к ключу от квартиры бирку с адресом и явиться в назначенное время к месту сбора.
Те, кто догадывался, что речь вовсе не о смене места пребывания, а также те, кто наивно верил в переселение, вместе шли к страшной участи. Шли семьями, с детьми, женщинами, глубокими старцами. Кто-то держал младенцев на руках. Обратно, конечно, не вернулся никто.
Конвейер смерти
Уничтожение по национальному признаку в Крыму проходило практически во всех городах полуострова. Упиваясь масштабами кровавых расправ, процессом руководил командующий 11-й армией Вермахта Эрих фон Манштейн. Карательные отряды немцев и румын формировал и направлял к местам казни Отто Олендорф. Первая кровь обреченных пролилась в Евпатории, где было расстреляно 150 крымчаков, а спустя пять дней 7 тысяч евреев пали от рук карателей в Багеровском рву под Керчью. 11 декабря на 10-м километре Феодосийского шоссе изверги расстреляли уже 14 тысяч евреев и крымчаков. Этот день стал Днем самой массовой казни на полуострове.
Но каратели, конечно, не остановились. Один за другим организовывались новые расстрелы. Убивали евреев, крымчаков, цыган, военнопленных, психически больных, детей-полукровок. Не все сразу умирали, раненых и еще живых закапывали в траншеях, укатывая землю танками.
Кровавые рвы еще какое-то время шевелились. В этих местах после Победы поставлены памятники. Они в Джанкое, Джанкойском районе, Саках, Евпатории, на Красной горке и в районе улицы Севастопольской в Симферополе, в Керчи, Феодосии, Белогорске, Ялте, Раздольненском, Первомайском районах, в городе-герое Севастополе…
«Ты виноват уж тем»…
Едва ли все джанкойцы знают, что когда-то наши город и район были густо населены евреями. К 22 июня 1941 года они составляли большую часть трудовых коллективов.
В тридцатых годах, незадолго до войны, евреи были переселены с других территорий СССР. Здесь, на углу улиц Дзержинского и Интернациональной, бывшем здании «Брынзотреста», фашисты устроили гетто для тех, кто не был расстрелян в первые дни оккупации. Несчастные томились в неволе, умирая от голода, холода, болезней. Расстрел был порой освобождением от мук.
Стена скорби — силуэт женщины с зажжённой свечой – печальная память о джанкойцах, расстрелянных не только в этом месте. 24 января у противотанковых рвов на аэродроме убивали коммунистов. Свидетелями жутких казней были юные пионеры Надя Варда, Нина Глухова, Лариса Зарницына. Это они, став потом ветеранами, рассказывали подрастающему поколению о горьких событиях периода оккупации. Их подружек — еврейку Этели и караимку Миру — тоже убили вместе с родителями. По-варварски: раздели, поставили перед рвом. Эту одежду, снятую с несчастных, фашисты потом обменивали на продукты у местного населения. Многие даже не подозревали, откуда она.
22 июня. Не забудем никогда.
По данным фашистских архивов, в Крыму расстреляно порядка 26 тысяч евреев, крымчаков, цыган. По советским документам гораздо больше: не менее 40 тысяч! Километровые могилы по всему Крыму – немое и страшное напоминание о них, невинно убиенных…
Помним, скорбим…
Джанкой в объективе/Дни кровавых расправ: как в Джанкое уничтожали евреев, цыган и других… /22 июня — День памяти и скорби
Все краски на старой картине грубые,
и каждый мазок конём диким дыбится!
Сжимает женщина белые губы
и молча кричит: сердцу не дышится!
В руках у неё раскрыты страницы
книги святой, где застыли в словах
древние буквы, как вещие птицы.
И ужас — в их тревожных глазах …
И краски дышат, как грозные тучи,
готовые гневом излить память дней,
когда сжигали здесь свитки, что в кучи
свалены были грудой камней.
И искры и пепел в небо взлетали.
И стекла витрин разбитых — в крови!
Но разве боль эту все понимали
в дни, что позором Германию жгли?..
А женщина смотрит. Глаза так пылают,
что ярость их передать мне невмочь.
Но вижу, как она молча страдает.
И я страдаю… Хрустальная ночь!
Фридрих Золотковский